- Так выпьем же за здоровье моей славной дочурки! – словно между прочим, Господин Эдмон склонился к Звестасии и, небрежно убирая произвольную прядь её волос за ухо, более тихим тоном добавил. - Все, кроме тебя, разумеется.
В целом, он был ужа-а-асно доволен. Всякого рода вечеринки, которые Эдмон любил называть «светскими приёмами», ему нравилось устраивать до безумия, и то было не так уж принципиально, соберет ли он компанию в праздном Париже или тут, в тихом, богом забытом N, половина населения которого является его прошлыми соперниками (что вовсе не мешало им присутствовать на празднике!). Крошечный дом, принадлежавший ещё мистеру и миссис Томас, стал теперь новым филиалом Шайо в Ирландии, ничуть не уступавшим последнему ни в пышности, ни в масштабах, по крайней мере, это явно читалось на самодовольном лице хозяина «особняка», что, сверкая хитро прищуренными глазами, лишь на секунду за весь вечер умолк только для того, чтобы пригубить дешевое шампанское из по крайней мере изысканно выглядящего хрустального бокала.
Действительно, сегодня небольшой, деревенского шаблона дом едва-едва умещал в себе компанию из самых разносторонних, никак не совместимых между собой жителей со всего N; спасало только то, что N, по сути своей, больше напоминал какую-то деревню, нежели город, и каждый второй знал друг друга, тем паче не мог упустить шанс побывать на вечеринке у того самого чудака, вернувшегося прямиком из «сердца Европы», а, главное, его мрачноватой «дочурки», которую Эдмон, в течение всего праздника, не забывал усердно потискать. На самом деле, ему можно было простить подобную сентиментальность; он не видел свою горячо любимую девочку месяц, а то и больше, да и находилась она здесь не из-за какой-то очередной его выдумки (ну может это было причастно са-а-амую малость, ну честно). Дом, что, казалось, вообще забыл о слове «порядок» был заботливо выдраен Эмилией ещё к приезду Эдмона, и теперь выглядел… как бы правильно сказать? Не так жутко, как обычно. Опять же, только трудами Эмилии был накрыт какой-никакой праздничный стол, а приглашения, витиеватый текст к которым был выдуман непосредственно главой семейства, были разосланы по всему N. Причем, сам Г-н де Марнион знал в лицо только тех гостей, которым давно перевалило за тридцать лет, так что, окруженный юными надеемся-что-друзьями Звестасии, он чувствовал себя несколько неловко, так как, в свете того, что он считал свою дочь ещё совсем крошкой, Эдмон упрекал себя, например, в том, что забыл купить цветные колпачки, или, допустим, шарики, а может даже пригласить пьяного парня в парике с размалеванным лицом, чтобы детишки, а особенно Аарон, не скучали. Должно быть, только благодаря забывчивости Томаса праздник относительно удался. Ну относительно. По крайней мере, в особняке Марнион скучать не приходилось никому и никогда, и, именно сегодня, любой, кто хоть как-то относился к знакомым семьи де Марнион, мог убедиться в этом. Не то что бы в этом была хоть чья-то вина, просто такие люди, как Звестасия и Эдмон, ей-богу два сапога пара, притягивают неприятности на свои энные места в таком количестве, что эти самые неприятности хлещут через край на остальных, ни в чём неповинных людей. Или? ...
Как было упомянуто несколько ранее, Звестасия была «сослана» в N со своей матерью не потому, что господину Эдмону было неудобно навещать любовницу, отнюдь; вероятно, кто-то из присутствующих даже знал ту мерзопакостную историю, произошедшую с младшей де Марнион несколько ранее, оставившей отпечаток на её психике, и, как следствие, характере. Кто же знал, что, пытаясь уберечь своё единственное действительно ценное сокровище от жестокости современного мира, Эдмон отправит дочь прямиком в лапы убийцы? Когда косоватый, не без влияния уже выпитого алкоголя тост Г-на Марнион был произнесен, а Звестасия, наверняка, успела скорчить недовольное лицо от излишней фамильярности её отца, откуда-то со стороны кухни прозвучал выстрел. Ну, знаете, это вам не очередная стряпня Эмилии, тут уже что-то действительно, нет, ещё более страшное. С перепугу, бокал с ещё недопитым шампанским был обронен на пол, и тишину, возникшую после громкого, резкого выстрела, нарушил звук разбившегося о паркет стекла, - то Эдмон, не успев даже ахнуть, позабыв обо всём на свете, резче пули обхватил свою дочь, крепко, чуть ли не до удушья, прижимая её к себе, так, словно по ним ведется обстрел из пулемета. Фактически, он ещё даже не понял, что произошло, его взгляд бегал из стороны в сторону, по искаженным вопросительной гримасой лицам гостей, руки подрагивали от напряжения, с коим он прижимал к себе Звестасию, а сам он, сердцем и разумом, умолял Господа Бога лишь о том, чтобы произошедшее на кухне было квинтэссенцией борьбы Эмилии с каким-нибудь недоваренным\недожаренным ужином.

Нельзя сказать, что Адриан сильно любил вечеринки. Шумные сборища народу, где каждую минуту на тебя, мирно занимающегося своими делами, сваливается какой-нибудь пьяный в лося знакомый – в лучшем случае – или бесцеремонно подсаживается кто-то очень назойливый (и так же выпивший лишнего) с наглой уверенностью в собственном желании поразмышлять с кем-то о смысле жизни и из кучи доступных собеседников выбравший именно его, человека, при одном взгляде на которого невозможно понять, что он вообще забыл здесь. Адриан был, похоже, одним из немногих людей, для которых подобные моменты компанейских встреч были всего лишь удобным поводом для снятия стресса, накопившегося на пару недель или даже месяцев непрерывной работы. И, кроме того, разве возможность выпить и насладиться изысканными блюдами полностью за чужой счет не прекрасна ввиду своей экономии? Впрочем, парень не считал банальную пьянку лучшим способом уйти от собственных проблем, но, однако, если такой шанс предоставляется, почему бы не схватить его за хвост и притянуть к себе?
Чуть отойдя в сторону, Адриан медленно поднес бокал с вином к губам и пригубил кроваво-алый напиток, ощутив на языке сладковатый привкус дорогого алкоголя. Похоже, господин Де Марнион явно не скупился на угощениях и выпивке: если судить даже по мнению плохо разбирающегося в алкоголе Дея, вино было очень и очень неплохим. С каждым новым глотком оно разливалось по венам горячим теплом, насыщая каждую клеточку тела одурманивающим наслаждением и размягчая нервы, с каждой секундой все менее чувствительные к внешним заботам. Нужно сказать, Адриан обладал весьма полезной чертой характера, заключавшейся в полном владении собой даже после нескольких бутылок крепкого алкоголя. Настроение повышалось, да, проблемы постепенно уходили на второй план – но только внутри, внешне же парень оставался все таким же сосредоточенным и надменным, вместо того, чтобы пуститься в зажигательную пляску с кем-то из едва знакомых гостей.
Последние, кстати, заняли нынешнюю вечеринку чуть более чем полностью. Особняк Марнион буквально трещал по швам от количества гостей, пришедших для того, чтобы поздравить юную Звестасию де Марнион с очередным пройденным годом на пути к совершеннолетию и взрослой жизни. И сейчас тех из ныне присутствующих, кого знал Адриан лучше, чем просто в лицо, можно было пересчитать практически по пальцам. Никогда не являясь слишком общительным человеком, парень не поддерживал контактов с каждым жителем N, как это делали многие другие – тот же Эдмон, глава семьи Марнион. Впрочем, это не звучало так уж абсурдно, как можно было подумать, ведь N – сравнительно небольшой ирландский городок, не такой большой, как Дублин, или, того больше, огромный красавец-Лондон с его знаменитыми на весь мир возвышающимся к небу Биг Беном, гигантским колесом обозрения, в английских кругах именуемым «London Eye», Трафальгарской площадью, Вестминстерским аббатством и множеством других достопримечательностей, о которых детям, родившимся в крохотном N, так много рассказывали.
Но, пожалуй, на этот раз стоит указать непосредственно саму причину, по которой Адриан поступил столь неожиданно даже для самого себя, собравшись и придя на такую шумную вечеринку, где его явно никто не ожидал. Дело было скорее даже не в удивительном гостеприимстве Марнион, которые впустили в свой дом даже такого высокомерного одиночку, как Дей, а в его чертовски плохом настроении, которое мучало его весь вчерашний день, начиная с раннего вечера и заканчивая… ранним вечером, но уже сегодняшним днем, когда Адриан, одев с иголочки новый и гладко выглаженный костюм, который купил только в прошлом месяце и примерив на себе слегка терпкий аромат едва начатых духов, вышел из дома и направился прямиком к особняку. А зачем? Ради банальной цели, которую он преследовал и раньше, подвергаясь серьезному упадку духа, который вовсе не способствовал хорошей и продуктивной работе. А подобное настроение нужно искоренять с жестокостью инквизиции, ведь вряд ли депрессия может помочь чувствовать себя лучше и с еще большей уверенностью вступать в поединок с тяжелыми заданиями, которыми с головой загружали студентов в университете. И, как показала практика, вторым лучшим способом избавления от неприятного расположения духа и стресса, исключая чтение какой-нибудь захватывающей книги, был самый банальный алкоголь. Он разгонял долгожданное тепло по тонким жилам, закручивая голову в обороты и проникая в нее сладковатым ароматом, так что все проблемы словно отступали на второй план, оказываясь какими-то незначительными и не требующими так много безжалостно убитых нервов.
Очередной глоток сладковатого темно-алого напитка заставил вздох наслаждения выйти из груди, разлив по венам ощущение еще большего дурмана, окончательно сменив все неприятные эмоции положительными, а первые и вовсе разрушив, словно их и не существовало никогда. И теперь Адриан был даже не прочь поболтать с кем-нибудь из толпы – не о смысле жизни, конечно – но о чем-нибудь более-менее подходящем по теме. Но нет, только разговором это и должно обойтись. «Никаких вольностей, ничего больше, забудь об этом! Как может пара бокалов вина подействовать на тебя столь одурманивающе? Еще скажи, что ты собираешься пойти флиртовать с виновницей торжества, хах!»
Все еще сжимая двумя пальцами бокал, Адриан, слегка покачиваясь, приподнялся с мягкого кресла, где сидел последние десять минут, и направился в сторону старших, надеясь переговорить с кем-нибудь из них. Впрочем, даже называя их «старшими», Дей сильно преуменьшал: большинству из стоящих было за тридцать, как и самому Эдмону, хозяину особняка. Но, однако, Адриан всегда находил большее удовольствие в общении с людьми намного старше него. С ровесниками он ощущал легкую скуку; за исключением, конечно, Эрика Вернона, его самого что ни на есть лучшего друга, с которым он, так сказать, делил горе и радость, переживал счастье и трагедии, поддерживал в болезни и здравии, словом, делал для него кучу вещей, за которые окрестные остряки вполне могли бы назвать их милой радужно-гомосексуальной парочкой. Впрочем, в этой мысли было бы столько же правды, как и в той, что этот вечер останется для Адриана незабываемым. Сам парень, абсолютно асексуальный, не видел в их совместном проживании с Эриком и их крепкой дружбе ровным счетом ничего из рамок вон выходящего, тем более, он совершенно не понимал идиотских шуточек, которые отпускали его сверстники, по своему умственному развитию недалеко ушедшие от амебы и, судя по их постоянным разговорам о  разномастных компьютерных онлайн-играх, зависшим где-то там же на физическом. Кроме того, сильная зависимость самого Эрика Вернона от компьютера и главным образом от интернета, захватившего в цепкие сети плена не только разумы большинства подростков на планете, но и мозг лучшего друга Адриана, сильно его раздражала, и порой парню хотелось закатить другу страшный скандал, выбросить в окно все компьютерные принадлежности и устройства, которые Эрик так трепетно обожал, настучать другу по постоянно болящей голове (все от того же излучения, конечно же!) и вылечить от зависимости… Но это уже будет совсем другая история.
...Но внезапно на смену размышлениям о прошлом, настоящем и будущем пришло странное ощущение небезопасности. Оно появилось из ниоткуда, заполнив голову страхом, возникшим на неком высшем, интуитивном уровне, но, однако, заставившем участиться биение сердца. И тогда, словно кульминационная точка всей необъяснимой тревоги, полностью захватившей разум в туманные когти, беспечные и веселые голоса прорезал звук, словно пришедший из иного мира, где людям не знакомо слово «счастье», а каждое мгновение жизни сопровождает безжалостность, злоба и жестокость, пропитавшие насквозь даже воздух. И сейчас тот самый звук принес собой этот воздух, и каждый гость впустил его в собственные легкие с очередным вздохом, непроизвольно позволив ему отравлять существо изнутри. Словно нож тряпичное полотно, звук выстрела разрезал голоса, смешавшиеся воедино, и разом положил конец всеобщему счастью, едва успевшему появиться в тот роковой вечер.

Отредактировано Адриан Дей (2013-12-06 23:03:00)