Когда сидишь около окна, так и тянет повернуть голову к нему, взглянуть на окружающий мир, вырвавшись из помещения наружу хотя бы мыслями. Не имеет значения, веришь ты в возможность побывать на улице своим сознанием, или относишься весьма скептически к только что красиво описанной картине. Взгляд ищет простора, а в помещение его не найдешь.
Эльза не особо думала обо всех этих тонкостях. Однако не была исключением, и даже старалась оказаться именно у окна, как будто инстинктивно воспринимая закрытое место, как душный плен. Несмотря на то, что Дитрих отставала от одноклассников по всем предметам – предшествующее обучение в приюте сложно было назвать нормальным, – наверстывала упущенное девочка довольно быстро, будучи сообразительной и обладая цепким умом. И порой позволяла себе отвлечься от объяснений ради короткого взгляда вовне.
Однако сейчас речь шла о большой перемене. Об обеденном перерыве, ну и о школьной столовой, собственно. Протиснувшись через толпу, напрочь игнорируя возмущенную очередь, Эльза быстро купила пирожок – несмотря на то, что готовили тут неплохо, к «стандартным» обедам в приюте у нее выработалось стойкое отвращение, и она не желала даже пробовать – и отошла к одному из столиков. Собственно, как раз около окна. Решительно куснув свежую выпечку, девочка прислонилась к стеклу и привычно устремила взгляд на открывавшийся вид. Увядающая природа, пожухлые листья деревьев, серое мрачное небо. Не слишком-то радостная картина. Площадка, на которой обыкновенно играли в баскетбол, и... фигуры бегущих людей?
Дитрих прищурилась, не веря своим глазам. В принципе, хотя даже на большой перемене покидать здание школы было не разрешено, мало кто слушал подобные запреты. Но сейчас было достаточно прохладно, зябко, так что было весьма странно, чтобы кто-то отправился на прогулку просто так.
Когда одна из фигур, принадлежавшая девочке лет девяти-одиннадцати, кажется, споткнувшись, полетела наземь, Эльза окончательно уверилась, что тут что-то не так. И не нужно было даже ждать, пока остальные нависнут над несчастной жертвой, чтобы понять, что именно.
«Черт побери!»
Поток ветра всколыхнул легкую занавеску, обдавая всех холодом. Все с изумлением наблюдали, как одна из учащихся попросту распахнула окно – и, не думая долго, перемахнула через подоконник. Благо, первый этаж, а окна большие, но сам факт вопиющего нарушения всех правил приводил в состояние, близкое к состоянию шока.
А Дитрих было уже плевать. Куда успела деться несчастная выпечка, она не поняла и сама. Как и не поняла, почему вид сжимающейся перед хулиганами от страха незнакомки вызывал такое дикое раздражение, раздражение от неправильности всего происходящего. И почему лишь оказавшись в нескольких метрах от мальчишек, смогла выровнять дыхание, замедлить шаг и подойти к ним со всем спокойствием.
– ...хочешь, чтобы мы разбили тебе личико до крови? – услышала Эльза голос. Знакомый голос. И ярость вскипела в ней. Этот мелкий выродок. Унижений и оскорблений от него и его банды натерпелись тут многие. Даже она, только в этом году пришедшая в данную школу, об этом знала. «Да чтоб тебя…»
– За себя не боишься? Ты и с целым-то страшнее некуда, – словно Немезида, вырастая за спиной рыжего, ядовито, но очень тихо прошипела девочка – так, чтобы только он различил слова. Рыжий начал оборачиваться, но она медлить не собиралась. Резкий и быстрый, хотя не очень сильный удар ребром ладони по боковой части шеи – это было нечестно, подло и неожиданно, но зато весьма и весьма эффективно. До того, как болезнь уложила ее в кровать, Эльзе приходилось много драться. Приютские понимали в основном только силу. И некоторые болевые точки она выучила в совершенстве.
Мальчишка обмяк и осел, рухнув в паре десятков сантиметров от зажмурившейся жертвы. Дитрих тихо выдохнула. Сказать, что она была совершенно уверена в успехе всего мероприятия – значит, соврать. Она прекрасно понимала, что осталась еще его банда, и даже она, хотя и немного выше и старше их, не сможет справиться со всеми одновременно. Оставалось только найти дипломатический подход. В этом опыт у Эльзы тоже был. Так что когда остальные юные хулиганы обернулись к ней, на ее лице уже не было ни злости, ни чего-либо еще. Только спокойствие с легким налетом сожаления.
– Кажется, ему стало плохо, – невозмутимо заявила девочка, указывая на бесчувственное тело. – Должно быть, переутомился. Может быть, стоит вызвать врача? – те переглянулись: они уловили движение, хоть и не успели понять, что произошло, и вариант про банальную потерю сознания казался неубедительным, но все же даже малейшая возможность, что какая-то девчонка смогла вырубить их главаря, выбивала из колеи. – Что же вы стоите? – продолжила уверенно гнуть свою линию Эльза, почувствовав замешательство. – Хотя бы отнесите его в медпункт. Ему нужно срочно оказать помощь, разве вы не видите?
И, кажется, сработало. Если бы потерял сознание кто-то иной из них, рыжий бы наверняка не остановился, пока они не зашпыняли бы ее хотя бы за то, что вмешалась не в свое дело. Но лишившись предводителя, грозная шпана становилась всего лишь горсткой растерянных мальчишек. Поэтому, подхватив главаря под руки, они и в самом деле неумело, чуть не роняя при каждом шаге, потащили его к медсестре.
Дитрих облизнула пересохшие от волнения губы. Сработало, сработало же. И только теперь к ней возвращалось полное ощущение реальности и дурацкости своего положения. «Надо же, Эльза, ты теперь прямо герой-любовник», – мысленно обращаясь к самой себе, скривила губы девочка. А вслух заговорила со спасенной незнакомкой – причем достаточно резко, злясь сама на себя за невольный порыв:
– Ну, ты вставать собираешься или как?

Отредактировано Эльза Дитрих (2013-03-17 22:20:48)

От ее слов незнакомка дернулась, как будто Эльза сказала, что сейчас сама прибьет несчастную девочку. Сине-голубые очи ее распахнулись, и она, чуть приоткрыв рот, уставилась на Дитрих с явным выражением удивления и неподдельного ужаса на лице. «Я что, диковинка какая?»  – мысленно огрызнулась Эльза, но вслух не произнесла, только фыркнула, терпеливо ожидая, пока бывшая жертва придет в себя.
Впрочем, ожидания не совсем оправдались. Не так, как должны были. Эльза привыкла, когда поколотят, упрямо сжимать губы, стараясь не проронить ни слезинки, тихо переживать в себе свою обиду и вынашивать планы мести. Но она и в самом деле просто привыкла, потому как для нее раньше стычки и драки были обычным делом. У спасенной такого опыта – к счастью ли, к сожалению ли – явно не было. По лицу девочки потекли слезы, она покраснела, будто от стыда, и снова как-то сжалась, а затем вдруг зарыдала так громко и отчаянно, что Эльзу аж передернуло. Дело было даже не в отвращении или презрении – слезы слезам рознь, и Дитрих это прекрасно понимала. Дело было в том, что в таких случаях она всегда чувствовала себя абсолютно беспомощной. Утешить не могла, накричать вроде и хотела, да было жалко. А уж когда незнакомка, не поднявшись полностью, а встав на колени в почти молитвенной позе, потянулась к ней, вытянула руки, все колкие слова отчего-то застыли в горле. «Глупая, меня просто бесил твой беспомощный вид, вот и все! Я вмешалась только поэтому. Хватит уже реветь!» – хотелось бросить Эльзе, но это было бы лишь немногим лучше, чем просто ударить поверившую в нее, поверившую ей девочку. И она не бросила. Не смогла отравить ту подобными словами – тем более, как бы яростно Дитрих это ни отрицала, не такими уж и правдивыми. Промолчала, только снова негромко фыркнула, теперь уже ожидая, пока незнакомка успокоится. Ну и заговорит – она явно собиралась это сделать.
– Спа... сибо, – а вот когда Эльза услышала это сквозь всхлипы, тут уж закатила глаза и не смогла не усмехнуться: «Будто я и так не прочувствовала». Впрочем, надо сказать, о привычном иным «не за что» не шло и разговора. Эльза не любила все эти вежливые, но ничего не выражающие клише, и хотя иногда они все же невольно проскальзывали в ее речи, она старалась – если не надо было сыграть требующую того роль – употреблять их по минимуму. Вместо «не за что» было вот что:
– Им скажи спасибо. Если бы эти тупицы не сочли состояние своего драгоценного предводителя чуть более значимым, чем ты или я, сейчас бы обеим худо пришлось, – и Дитрих наморщила нос, боясь, что девочка еще более проникнется благодарностью, что ее спасительница своей шкуркой рисковала. Нет никакого сомнения, чужая благодарность – вещь приятная, и все же в данном случае явно налагала определенную ответственность, что Эльзе совсем не нравилось. Она чувствовала, что стала для спасенной незнакомки действительно героиней, защитницей, неким идеалом, идолом. И принять на себя подобное была совершенно не готова. Она, эгоистичная натура, раздражительная, дерзкая, способная на коварство и откровенную ложь… и вдруг герой? Чушь ведь, чушь! Девочка просто… разочаруется в ней, если узнает ее получше. Впрочем, хотя бы кое-что узнать о той Дитрих все равно хотелось, несмотря на логичный вывод, что тогда и знакомиться ближе не надо. Ну, например…
– Кстати, что они от тебя хотели? – с плохо скрываемым детским любопытством произнесла она, но затем чуть нахмурилась, понимая, что этим особой причины не надо. Достаточно необычного имени, фамилии, привычки, страха – да любое, чем вообще может выделяться человек. Вернее, нет, это все предлог. Причина-то в том, что они просто чертовы уроды и стараются самоутвердиться за счет унижения других. И да, об имени и фамилии…
– И как тебя зовут-то?
Не то чтобы ее в самом деле смутило, если бы пришлось называть незнакомку «эй, ты», но это было бы самую малость неудобно. Поэтому Эльза все же предпочла задать хоть и вполне ожидаемый, но все же нужный вопрос.

Отредактировано Эльза Дитрих (2013-03-18 20:37:27)

– Деньги? – когда Эльза услышала это, она сперва даже не поверила. И при повторе слова презрение в голосе девочки просто зашкалило. «Они, дети из… как там это называют… благополучных семей, отбирают друг у друга деньги?» Нельзя сказать, что Дитрих была так уж хорошо осведомлена о родителях малолетних бандитов, но круглые сироты учатся в специализированных школах при самих приютах. А значит, кто-то у них должен быть. И едва ли им не хватает денег на еду… «Да чтоб вас!» Но говорить еще что-то на сей счет девочка не стала. И так ясно, что ее новая знакомая думает по этому поводу. Звестасия де Марнион, да? Имя было довольно необычное, но в жизни Эльза слышала немало странных и чудных имен, притом порой, хах, куда менее благозвучных. Нет, дело-то было не в имени... Теперь Дитрих и в самом деле услышала: несмотря на то, что Звестасия совершенно свободно говорила на английском, еле заметный французский акцент в ее речи присутствовал. А особенности речи жестокие мальчишки ну очень любят передразнивать. Некоторые вон даже не только дразнятся... И девочка передернула худыми плечами, сердито и донельзя пренебрежительно, выражая все свое отношение к такому поведению. «Если хочешь драться, выбери равного противника. А иначе ты трус и подлец».
Слава всем богам, Звестасия хоть перестала плакать, постепенно успокаиваясь и всхлипывая все реже. Теперь хоть можно было вести разговор. Да... что она там сказала последнее?
– Я тут тоже недавно, – кивнула Эльза, не вдаваясь в подробности насчет почему именно. Надо сказать, она никогда не была особо разговорчивой. Замкнутая, нелюдимая, она доверяла очень немногим, и очень с немногими могла действительно откровенно и без препятствий говорить. Поэтому – как, очевидно, и собеседница – испытывала определенные трудности в продолжении разговора. Особенно потому, что Звести смотрела на нее все еще со своей коленопреклонной позы, со страхом и восхищением. Это невероятно... смущало, как бы Дитрих не отрицала саму свою способность смутиться. «Я что тебе, мессия? А? Небесная заступница? Герой из детских сказок? Хватит уже восторженно-испуганных взглядов, это дико бесит!»
Но наконец де Марнион, чуть качаясь, поднялась на ноги, видно, тоже почувствовав всю нелепость ситуации. Робко взглянула – Эльза прикусила губу, чтобы не рассмеяться, снимая напряжение, – и задала вполне резонный вопрос: а кто, собственно, ее спасительница-то?
На самом деле, на этот вопрос можно было дать тысячи различных ответов. Человек, девочка, ученица, приемная дочь секретаря мэра... И ни один бы не выразил всего. Но интересовал Звести все же, скорее всего, более исчерпывающий ответ. Имя, то бишь.
– Мое имя – Эльза. Эльза Дитрих, – молвила девочка в ответ и даже улыбнулась, хоть и довольно скупо, но затем посерьезнела, вновь возвращаясь к теме хулиганья. – Они ведь вернутся, Звестасия. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. У тебя есть идеи, что вообще делать со всей этой ситуацией?
Не то чтобы Дитрих в самом деле надеялась, что Звестасия уже построила какие-то гениальные планы – раньше же этого не сделала, – но сама она пока не придумала, как бы приструнить зарвавшихся мальчишек. Поэтому на всякий случай и поинтересовалась. Мало ли...

Отредактировано Эльза Дитрих (2013-04-07 17:12:28)