– А тебя? – только тут Эльза вспомнила, что сама забыла представиться. Несмотря на наплевательское отношение к нормам общения, тут уже даже Дитрих стало немного неудобно. Правда, все же больше была неловкость перед самой собой – ведь запамятовала она сказать свое имя из-за столь живого интереса к спору с белокурой малюткой, которую видела впервые в жизни. Спору? Нет, до горячего спора им было далеко, спокойствие Иммы не давало развиться конфликту. Другому бы стало смешно – какой конфликт из-за сказочного персонажа? Но Эльза знала: предмет беседы – даже не Рыцарь. Предмет спора – целый мир и взгляд на него. Как бы смешно ни было говорить об этом со столь юными представителями рода человеческого.
– Эльза, – наконец назвалась девушка, коротко и спокойно. «Надеюсь, ей не придет в голову как-то его сокращать и переиначивать, дети это любят. Хотя и не только дети…» – вспомнив, как воспитатели в приюте слащаво звали ее малюткой Лиз, она аж поежилась от отвращения. От собственных неприятных мыслей отвлек тщательно сдерживаемый смех Иммы. Дитрих было вскинула бровь в удивлении и недовольстве, однако девочка, похоже, смеялась совершенно искренне и от радости, а не как порою выражала презрение сама Эльза, одаривая недругов язвительным смешком в ответ на пафосные фразы.
Впрочем, слушая Имму, ей почти и захотелось засмеяться. Девушка считала иначе. Совсем иначе. Нет, в чем малышка была совершенно права, так это в ответе Рыцаря…
– Верно, – Эльза кивнула, с наслаждением повторяя фразу девочки. – Он бы отказал. Отказал бы, даже зная, что идет на смерть. Даже? – будто с удивлением переспросила сама себя Дитрих и мотнула головой, с торжеством отвечая. – Нет… тем более, а не даже.
Имма была права насчет ответа Рыцаря. Но все остальное… При всей серьезности девочки, ее рассуждения были построены вокруг заведомой идеализации главного героя. Основаны на незнании жизни. И пропущены сквозь розовые очки. О нет, Эльза бы не решилась утверждать, что в свои семнадцать обладала таким уж богатым жизненным опытом и совершенно правильным взглядом на мир. И все же в этом своем мнении она была решительно убеждена, она знала, что это есть непреложная истина. Оставалось только донести ее до собеседницы.
– Ты знаешь, – Дитрих сощурилась, будто припоминая что-то, собираясь с мыслями, – о страхе боли – идея тоже правильная. Но только страх иной боли. Совсем иной. Дело в том, что подобные герои, – Эльза сделала паузу и закончила фразу жестко, почти со злостью, – просто чертовы эгоисты, скрывающие это за красивыми словами. Должно быть, ты еще не понимаешь этого, Имма. Но за маской благородного самопожертвования скрывается желание лишь спасти самого себя. Спасти, перекладывая тяжесть горя от потери близких на чужие плечи, да еще и облачиться в сияющий ореол мученика... – она искривила губы в усмешке, повышая голос. – Как великодушно, подумать только! Однако люди, которым настолько наплевать на собственную жизнь, – и последние слова Дитрих отчеканила, будто ставя точку после каждого, – не имеют права никого защищать.
Девушка и сама не заметила, когда успела так разойтись. Эта тема романтизма давно сидела ей поперек горла, и ее уже давно невероятно раздражали все эти прекрасные всадники белых коней, которые сражались во имя добра и справедливости, а потом, обагренные кровью, падали, защитив всех ценой своей жизни и… оставив безутешных друзей рыдать над их хладным трупом. Неудивительно, что верившие в практическое применение этой чуши обычно становились легкими жертвами опытных манипуляторов. «Достаточно намекнуть им на исключительное благородство задуманного дела, и они за тобой хоть в огонь, хоть в воду. Да еще и при случае собой пожертвуют с радостью. Дураки, да и только».
И лишь договорив, Эльза почувствовала некую легкость, будто от высказанного бесившая ее вещь испарилась, исчезла в никуда – ну или, по крайней мере, уползла куда-то в темный уголок. «Едва ли я смогу так просто переубедить тебя, Имма. Но, по крайней мере, все, что могла, я тебе сказала, будь же благодарна», – Дитрих мысленно расхохоталась – на самом деле, конечно, никакой благодарности ей не требовалось. Зная, что сама бы и не подумала сказать спасибо за подобные учения, девушка никак не могла всерьез требовать этого от других.
Но пора было завершить свою речь.
– Впрочем, – хмыкнув, она быстрым коротким движением провела указательным пальцем по носу Иммы, оказавшемуся почти вплотную с ее собственным, и откинулась на спинку скамейки, – это всего лишь сказка. А значит, на самом деле Рыцарь поступал так, а не иначе единственно потому, что того пожелал автор.
«А настоящие рыцари и вовсе были жадными до земель, золота, выпивки и женщин ублюдками», – это вызвало у нее новый мысленный смешок, но губы только лишь дрогнули, не теряя прежней игравшей на них усмешки. Конечно, Имма наверняка уже поняла, что разговор давно вышел за рамки одной только сказки. Все ж дитем она оказалась смышленым, хотя и все-таки дитем. Но именно так Эльзе хотелось закончить свою идею. Идею… и разговор в целом. Не то, чтобы забавная девчушка ей наскучила – напротив, разговор был занимательным, и Эльза даже отдохнула, разговаривая, почти так же, как отдохнула бы, расслабившись и помолчав. Нельзя было сказать и что Дитрих было пора бежать: лето, учебы уже нет – слава всем богам, хвостов за ней не осталось, – а работать она сегодня не работала. И все же именно эта нота должна была стать достойным завершением и итогом беседы.
Девушка встала, быстрым, уже ставшим привычным движением пристегнув катану к поясу.
– Витать в грезах можно сколько угодно, Имма. Главное, не забывай, что это грезы, – чуть подумав, она добавила. – Может быть, еще увидимся, – и, спустившись с крыльца, не оглядываясь, направилась прочь.
===> Дорожка вдоль парковой ограды.
Отредактировано Эльза Дитрих (2013-04-20 01:17:41)